[Айболит]

Облака плыли неторопливо, даже лениво, огибая крышу гигантского небоскреба, нависавшего над городом. Вид отсюда открывался совершенно поразительный: соседние дома – словно шпили средневековых замков, улицы – словно нити тончайшего серебра, отраженное в стеклах солнце – словно блики огромного костра. Сидя на самом краю, агент Смит и мистер Андерсон болтали ногами, раскачиваясь взад-вперед. Ветер звенел в ушах, но был все-таки не ревущим ураганом, как было иногда здесь – на крыше. Потому двое людей могли преспокойно общаться, глядя сверху на город и почти не поворачиваясь друг к другу.
– Слышь, Смит, – поинтересовался Андерсон, складывая сцепленные ладони на груди, – а Матрица все-таки существует?
– Тебя интересует позиция Кьеркегора или Гегеля? – отозвался Смит, поправляя носком левой туфли спадающую правую.
– Ты мне голову не забивай своими словами непонятными: ты мне по-русски скажи! Я твоих Фрейдов с Заратустрами… в общем, не люблю я их.
– Тогда – да, конечно. Существует все, что можно себе представить. Если я могу себе что-то представить, а этого нет, – зачем же мозгу такая функция?
– Переведи на наш? – взмолился Андерсон.
– Есть твоя Матрица! – перевел Смит.
Помолчали. Агент Смит молча достал из-за пазухи папиросы, вытащил одну зубами и все так же молча протянул пачку мистеру Андерсону. Тот, не поворачивая головы, подцепил одну за мундштук и, пожевав гильзу, глянул на собеседника. Тот пожал плечами, щелкнул пальцами – и обе папиросы оказались прикуренными. Затянулись, не говоря ни слова.
– Матрица, твою мать, – задумчиво проронил Андерсон.
– Волшебство, мать твою, – в том же тоне ответил Смит.
– Слушай, а без папиросы ты так сможешь? – Андерсон повернулся к собеседнику, чуть прищурившись. – Ну, типа, пальцами щелкать, огонь добывать?
– Могу. Я могу, ты можешь, все могут, – пожал плечами Смит, делая очередную затяжку. – Только не знают. Или забыли. Или просто лень.
– А все-таки: зачем все это? На кой черт? И как вообще работает?
– На самом деле самого дела нет. В самой деятельности заключена самость дела – и наоборот. Наоборот получим оборот на, и таким образом перевернем образ. Я уже не говорю о природе говора в роде при уже. Ужи и узы – вы меня понимаете, мистер Андерсон?
– Конечно, приятель, я тебя понимаю, – кивнул тот. – А дай еще затянуться? Уж больно доступно изложил, чертяка языкастый…
– Об чем вопрос, – улыбнулся Смит. – Шмали, друг: у Чебурашки-Который-Ищет-Друзей целые парники…